Форум » Форум "БЕЛЫЙ СЕВЕР" » Изучение Средневековой Ладоги-Альдейгьюборга » Ответить
Изучение Средневековой Ладоги-Альдейгьюборга
Светлана: Изучение Средневекового Города Балтийского Региона — Ладоги-Альдейгьюборга Село Старая Ладога, до 1704 г. город Ладога, находится в низовьях реки Волхов, в 12 км от устья этой реки, впадающей в Ладожское озеро. Город Ладога основана не позже середины VIII в (дендродата 753 год). По сообщению летописи в 862 г. сюда славянскими и финскими племенами был призван скандинавский викинг Рюрик (Рёрик) с братьями. Ладога стала столицей первого объединенного северорусского государства, а князь Рюрик явился основателем династии, правившей Россией до конца XVI в. В первые века своего существования Ладога — важнейший город и порт на евразийских водных путях Балто-Днепровском и Балто-Волжском. В этом городе в эпоху викингов проживали славяне, скандинавы, финны и представители других народов Европы и Азии. Через Ладогу осуществлялась кругосветная евразийская по масштабу торговля. В этом городе развилось многоотраслевое ремесленное производство, происходил ремонт и изготовление судов. Культура поселения отличалась смешанным межэтническим характером. В Старой Ладоге сохранилось около 160 памятников истории, археологии и архитектуры VIII-XIX вв. Культурный слой, относящийся к VIII-XI вв., имеет толщину 3-5 м и залегает на пространстве 6-8 га. В нем содержатся последовательно расположенные строительные горизонты, включающие части разнообразных деревянных и каменных сооружений и многочисленные вещевые находки. Изучение культурного слоя Старой Ладоги и встречающихся в нем сооружений и вещей открывает необычайно результативные перспективы для изучения культуры и архитектуры средневекового европейского города и этапов его развития. В Старой Ладоге работает археологическая экспедиция Института Истории Материальной Культуры Российской Академии Наук. Она ведет раскопки участков площадью около 100 м, на что затрачивается не менее 4-х лет. В сезон из культурного слоя извлекается 200-300 индивидуальных находок, не считая обломков глиняной посуды. В 1999 г в центре Старой Ладоги, на так называемом Земляном городище, археологической экспедицией заложен очередной раскоп 8х10 м. Ориентировочная глубина не менее 3-4 м. Раскопки Староладожской археологической экспедиции начаты в 1973 г. С этого времени по сегодняшний день они проводятся ежегодно. Для участия в раскопках приглашаются археологи, историки, культурологи, палеоботаники, палеозоологии, студенты и любители старины. Экспедиция оказывает образовательные, научно-консультационные услуги, знакомит с методикой раскопок. Руководитель проекта: Кирпичников Анатолий Николаевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий Отделом славяно-финской археологии ИИМК РАН Контактная информация: 191186. С.-Петербург. Дворцовая набережная 18. ИИМК РАН. Тел. +7 (812) 312-14-84; факс + 7 (812)-311-62-71; e-mail: admin@archeo.ru
Ответов - 7
Светлана: Сакральная структура Ладоги. http://idrisi.narod.ru/ladoga.gif
Светлана: Курганы и сопки Старой Ладоги http://www.oldladoga.ru/141.html
Светлана: 1612, февраля до 4 - Грамота кн. И.Н.Одоевского и дьяков Семена лутохина и Андрея Лысцова ладожским воеводам И.Г.Шее Секирину и В.Ф.Бутурлину Господину Василью Федоровичю, Ивану Григорьевичю Иван Болшой Одоевской, Семен Лутохин, Ондрей Лысцов челом бьют. Говорил, гоподине, нам королевского величества боярин и болшой ратной воевода Яков Пунтосович Делегард. Писал де к нему из Ладоги воевода Анц Рекбер, что де вы ево научаете, велите кормы имати с Ладожского уеза с Вотцкие пятины, а он де того не знает, что вы велите ему, то он и делает. И то, господине, вы делаете не гораздо, что воеводе Анц Рекберу сказываете неправду: указано вам в Ладогу кормы имати со всее Обонежские пятины, а до Вотцкие пятины вам и дела нет. А воевода Рекбер почему то знает, которая Вотцкая пятина, а которая Обонежская, а неметцким людем1 можно сытым кормами и одною Обонежскою пятиною. А с Вотцкие пятины кормы емлют на заставу к Тесову и под Арешок, а в Обонежскую пятину послали мы зборщиков, а велели другие кормы збираю, присылати [к вам в Ладогу]2. И как к вам учнут кормы возити…3 Без конца 36х15,3 Riksarkivet, Stockholm, Ockupationsarckivet fran Novgorod, serie 2:73, л. 185. 1. Испр. из: "про неметцких людей" 2. В ркп утрачено; восстановлено по смыслу 3. В ркп утрачено 7-8 знаков 1612 февраля после 4 – Челобитная Якову Делагарди от ладожских воевод с просьбой избавить их от напрасных обвинений в дезинформации воеводы Ганса Рекинберга. Велеможного и высокроженнаго князя и государя государя Карла Девятаго Свейского, Гоцкого, Венденского, Финского, Корелского, Лопского, в Северной стране Каянского, Стерского, в Ифлянтех короля его королевского величества и московского и новгородцкого государства боярину и воеводе Якову Гер-Пунтосовичю Делегарду, волному господину в Екхолме, в Колке и в Рунсе Васка Буторлин, Ивашка Шея Секирин челом бьют. Писал к нам в Ладогу из Великого Новагорода боярин и воевода князь Иван Никитич Болшой Одоевской да дияки Семен Лутохин да Ондрей Лысцов февраля в 4 день, говорил ты, Яков Гер Пунтосович боярину и воеводы князю Ивану Никитичю Болшому Одоевскому по отписке из Ладоги воеводы Анц Рекберя, что де мы ево научаем, велим кормы имати с Воцкой пятины, а он того не знает, да наказываем мы, воеводы Анц Рекберю не вправду, а воевода Анц Рекберю почему знает? И мы, Яков Гер Пунтосович того ничево воеводе Анц Рекберю не говаривали, и ево на то не учим, учен воевода Анц Рекбер преж нас, да и знает, а кормы имали // с одной Обониской пятины, а с Воцкой пятины кормов не имывали, опрично Порогу Михайловского погоста дворцового села, как из Великого Новагорода грамота пришла. И ты, Яков Гер Пунтосови, вели наше воровство сыскати, а здеся воевода Анць Рекбер сказывал, что я к Якову Гер Пунтосовичю не писывал. Оборот.: Велеможному и высокроженному князю и государю государю Карла Девятаго Свецкого, Гоцкого, Венденского, Финского, Корелского, Лопского, в Северной стране Каянского, Стерского, в Ифлянтех короля его королевского величества и московского и новгородцкого государства боярину и воеводы Якову Гер-Пунтосовичю Делегарду Л. 122 – 40,8х16,7; л. 123 – 17,9 х 16,7 Riksarkivet, Stockholm, Ockupationsarckivet fran Novgorod, serie 2:73, л. 122-123. http://adrianselin.narod.ru/doc/18.htm http://adrianselin.narod.ru/document.htm Адриан Селин Ладожские древности сегодня – исследования и конъюнктура http://www.adrianselin.narod.ru/art_r/8.htm
Светлана: Нашла очень интересную книжку "Дивинец староладожский.Междисциплинарное исследование" Издательство Санкт-Петербургского университета.1997.
Свен: Мы как раз побывали там прошлым летом. Места красивые, но там давно всё перекопано, курганы стоят "пустые". По легенде в одном из них был похоронен Олег Вещий.
Светлана: Сопковидная насыпь близ урочища Плакун в Старой Ладоге: социокультурная позиция в «блоке» погребальных традиций Северного Поволховья Н. И. Петров — ...Это неправильная могила, — сказал я. — Если вдуматься, так все могилы неправильные, — сказал он. — Нет, — сказал я. — Есть могилы правильные и неправильные, все равно как умереть можно вовремя и не вовремя. Рэй Брэдбери. Машина до Килиманджаро. Разнообразие погребальных традиций населения Северного Поволховья в.эпоху раннего средневековья не раз отмечалось исследователями. Очевидной представляется их связь с различными этносоциальными Группами, U качестве одной из наиболее ярких иллюстраций подобного различия можно, пожалуй, рассматривать покос «противостояние» курганного могильника в урочище Плакун, являвшегося в 860-х—950-х гг,2 местом захоронения представителей военно-административного аппарата княжеской власти, и монументальных погребальных насыпей, связанных с местной племенной верхушкой, — сопок.' При этом, важно отметить, что проблема изучения соотношения различных погребальных традиций (и, соответственно, их предметного воплощения — погребальных сооружений) зачастую непосредственно связана с необходимостью выявления их этносоциальной/ социальной «приуроченности». «Тенденция к упорядочению обрядности, — справедливо заметил В. Я- Петрухин, — связана с формирующим влиянием социальной структуры на погребальный культ».4 Это обстоятельство вызывает, в свою очередь, необходимость выделения «социологически детерминативных типов ритуала».5 Определение позиции каждого такого типа в том или ином территориально-хронологическом «блоке» погребальных традиций в целом дает возможность реконструкции структуры их соотношения. В рамках отмеченного выше «противостояния» курганного могильника в урочище Плакун и сопок, расположенных в ближайшей округе Старой Ладоги, чрезвычайно любопытной представляется позиция сопковидной насыпи близ урочища Плакун (рис. 1, раскопки В. А. Назаренко 1971 г., Е. Н. Носова 1972—1973 гг). Подробная публикация результатов раскопок" дает возможность предельно кратко остановиться здесь на основных особенностях данного погребального сооружения. Основой для возведения сопковидной насыпи послужил уплощенный, овальный в плане курган, содержавший три погребения IX в. по обряду трупосожжения на стороне (рис. 3). Курган был сооружен по принципу горизонтально-вертикального сочленения нескольких секций, каждой из которых соответствовало одно погребение.7 Е. Н. Носов справедливо, на мой взгляд, включил первоначальную погребальную насыпь в этносоциально-топографический «контекст» курганного могильника в урочище Плакун, несмотря на ряд «ярко выраженных индивидуальных черт», отличающих ее от «всех прочих скандинавских курганов Плакуна». Впоследствии на месте первоначального кургана была возведена насыпь высотой около б м, в верхней части которой располагалось погребение-трупоположение на помосте из корабельных досок, сопровождавшееся богатым инвентарем и захоронением двух коней Однако, важно отметить, что сам по себе процесс («технология») строительства высокой насыпи близ урочища Плакун однозначно соотносится с «технологией» возведения сопок — наращивание высоты погребального сооружения производится за счет периодического насыпания кольцевых или полукольцевых (подковообразных) валиков с последующим заполнением грунтом пространства внутри очередного валика. Подобный процесс возведения сопок не раз фиксировался в ареале их распространения, в том числе — в Северном Поволховье. Наличие аналогичных конструктивных элементов в рассматриваемой сопковидной насыпи маркировано прослеживаемыми в размерах сегментовидными в сечении прослойками коричневой глины, иногда — с гумусными включениями. Данное обстоятельство (с учетом размеров погребального сооружения) не позволяет выносить, по крайней мере, «технологический» аспект позиции последнего за пределы собственно сопочной традиции. С другой стороны, бесспорной представляется связь погребенных в сопковидной насыпи с этносоциальной группой населения Ладоги, оставившей курганный могильник в урочище Плакун: речь идет о «ладожско-новгородской Руси, возглавляемой Рюриком и Игорем-Олегом».17 Таким образом, в первом приближении можно говорить о некоей «промежуточной» позиции сопковидной насыпи, занимаемой ею по отношению к погребальным традициям воплощенным в курганах Плакуна (сходный этносоциальный статус погребенных), с одной стороны, и в сопках Северного Поволхо-вья (сходная «технология» возведения) — с другой. Конкретизация рассматриваемой позиции данного погребального сооружения, на мой взгляд, напрямую связана с чрезвычайно перспективной возможностью сопоставления сопковидной насыпи и курганного могильника в урочище Плакун с тенденциями развития собственно скандинавских погребальных традиций IX—X вв. Правомерность подобного сопоставления вряд ли может вызывать сомнения. Стоит, однако, подчеркнуть, что речь здесь может идти лишь о сопоставлении тенденций развития погребальных обрядов; региональная историко-культурная специфика Северного Поволховья исключает возможность поиска каких-либо однозначных соответствий. «Социологически детерминативным типом ритуала» в Скандинавии IX в. выступают, по Г. С. Лебедеву, погребения по обряду трупосожжения на месте в ладье, с захоронением останков в урне или на кострище под курганной насыпью (иногда с каменной оградкой по основанию) с сопровождающим погребальным инвентарем (тип Bi-г). По мнению исследователя, подобные захоронения отражают погребальный обряд «новых общественных сил» — дружин викингов.18 Данному типу скандинавских погребений полностью соответствует значительная часть курганов, исследованных в урочище Плакун-19 Помимо чисто типологического и хронологического соответствия, очевидным представляется и соответствие этносоциального «статуса» рассматриваемых погребальных сооружений. Однако, гораздо более любопытным, в рамках подобного сопоставления, является трупоположение в верхней части сопковидной насыпи. Типологически данное погребение (вне связи с погребальным сооружением в целом) безусловно соотносится лишь со скандинавскими погребениями типа F — трупоположениями в камере со специальным уступом для захоронения верхового коня, часто — с сопровождающим женским погребением, под курганной насыпью, с разнообразным погребальным инвентарем. Появление подобной традиции в Скандинавии относится к X в.20 На опубликованном Г. С. Лебедевым схематическом разрезе погребения типа F умерший находится в сидячем положении (рис. 2).21 В связи с этим необходимо отметить, что, по -подсчетам исследователя, известно «примерно равное число достоверных случаев» захоронений в положениях «сидя» и «лежа» среди погребений данного типа." Однозначное же определение положения захоронения умершего в верхней части сопковидной насыпи близ урочища Плакун в силу чрезвычайно плохой сохранности погребения не представляется возможным С другой стороны, совершение данного погребения на помосте из корабельных досок (борт ладьи?) связывает его и с иной скандинавской традицией — трупоположением в ладье в грунтовой могиле, с сопровождающими захоронениями лошадей и собак, инвентарем (тип Bg). Этот тип погребений также получает распространение в Скандинавии в X в.. При этом важно отметить тесную связь, прослеживаемую между данными типами — F и Bg. По мнению Г. С. Лебедева, подобная ситуация в развитии погребальной обрядности X в. связана с тем, что «на основе слияния нового слоя вооруженного населения со старыми «династиями» образуется особая, вероятно господствующая группа». Традиция погребений в камерных могилах (тип F) выступает при этом в качестве «социологически детерминативного типа ритуала» для поздней стадии эпохи викингов (X—XI вв.) и соотносится с королевскими дружинами, формирующимися на основе дружин викингов. Полагаю, что существование некоторых типологических несоответствий трупоположения в вершине сопковидной насыпи близ урочища Плакун сходным типам погребений в Скандинавии (и прежде всего — отсутствие погребальной камеры) непосредственно связано с «включением» данного погребения в «контекст» погребального сооружения, соотносимого с традицией возведения сопок (см. выше). Причем последнее, судя по всему, не имеет в рассматриваемый период полных (т. е. «погребение + погребальное сооружение») аналогий в Северной Европе. Таким образом, данная сопковидпая насыпь может рассматриваться как отражение процесса синтеза традиции сооружения сопок и, развивающимися в едином ритме со скандинавскими, погребальными традициями «ладожской Руси», получившими свое первоначальное предметное воплощение в курганах Плакуна. В связи с этим, чрезвычайно любопытным представляется размещение трупоположения на вершине сопковидной насыпи, что, в свою очередь, вызывает отдаленные ассоциации с так называемыми «поверхностными» захоронениями по обряду трупосожжения на стороне в сопках- Напомню, что подобные погребения в свете последних исследований выступают в качестве одной из наиболее ярких особенностей сопочной традиции. Попутно, необходимо также отметить, что сам Г. С. Лебедев предполагал наличие ладьи на вершине рассматриваемой сопковидной насыпи; захоронение же двух коней находилось, по мнению исследователя, у форштевня судна. Неправомерность данного предположения убедительно показал Е. Н. Носов. Синтезные .варианты, подобные охарактеризованному выше, были, характерны для самых разных культурных традиций формирующихся в этот период раннегородских центров, каковым безусловно являлась в IX—X вв. Ладога. «Гибридизация» культуры господствующих слоев общества раскрывается как особая качественная характеристика раннефеодальной культуры». Таким образом, выяснение позиции сопковидной насыпи близ урочища Плакун в «блоке» погребальных традиций Северного Поволховья было бы неполным без обращения к историко-культурной подоснове отмеченного выше синтезного процесса. Итак трупоположение в вершине сопковидной насыпи маркирует собой начало процесса восприятия на рубеже IX—X (в начале X) вв. представителями военно-административного аппарата княжеской власти в Ладоге («ладожская Русь») местной (по отношению к последним) сопочной погребальной традиции. Это предположение выглядит еще более вероятным с учетом того, что в 950-е гг. курганный могильник в урочище Плакун прекращает свое функционирование. Однако, очевидно, что представители отмеченной этносоциальной группы .населения, видимо, продолжали пребывать, умирать и хоронить умерших в Ладоге и в более позднее время. В рассматриваемом же случае сам по себе ритуал погребения пока еще продолжает отражать собственно североевропейские тенденции развития обрядности, однако, «технология» возведения насыпи, местоположение захоронения в ней свидетельствуют о некоем «растворении» погребальной субкультуры «ладожской Руси» в сопочной традиции. В целом, причины отмеченного выше процесса следует, надо полагать, искать в широко распространенных в рассматриваемую эпоху представлениях о некоей социальной престижности высокой погребальной насыпи. Это обстоятельство не раз . отмечалось исследователями в отношении сопок, являвшимися погребальными сооружениями, связанными с представителями социальной верхушки ВОЗВОДИВШИХ их коллективов. Аналогичные причины приводили в некоторых случаях к появлению под влиянием сопочной традиции высоких погребальных насыпей в составе курганных могильников так называемой «культуры псковско-боровичских длинных курганов».31 Думается, однако, что утрата «ладожской Русью» своей самобытности на уровне погребальной субкультуры связана и с определенными трансформациями на рубеже IX—X вв. социально-политической структуры северно-русского протогосударственного организма. Здесь необходимо сделать небольшое отступление и кратко осветить основные, на мой взгляд, этапы формирования последнего. Предпринятый мною ранее анализ процесса сложения первоначальной протогосударственной структуры в Повол-ховье, маркированной системой укрепленных поселений в этом регионе, позволил связать начало ее формирования с рубежом VIII—IX вв., а возможно — с первым десятилетием IX в.82 Центр рассматриваемой структуры, вне всяких сомнений располагавшийся в Северном Поволховье, соотносится с IV строительным ярусом Земляного городища Старой Ладоги, датирующимся 810—840 гг. (Здесь и далее используется ярусная стратиграфия поселения на месте Земляного городища по С. Л- Кузьмину и А. Д. Мачин-ской33). Доминирование в вещевом комплексе IV яруса элементов, связанных с лесной зоной Восточной Европы и практически полное отсутствие в нем вещей, указывавших бы на постоянное пребывание здесь скандинавов, позволяет условно охарактеризовать изначальный этносоциальный облик волховского протогосударства как «словенский». Видимо, именно с этим этапом и следует связывать начало массового распространения в данном регионе традиции сооружения сопок — к числу сопок Северного Поволховья, сооружение которых началось не позднее VIII в., В. П. Петренко отнес лишь две насыпи: 14—11 из северной группы сопок в урочище Победище и 5—III из южной группы сопок между Старой Ладогой и д. Велешей. Полностью соглашаясь с возможностью привлечения сведений Вертинских анналов (839 г.) для характеристики волховской протогосударственной структуры,86 отмечу, что, на мой взгляд, утверждение этносоциума Rhos в Поволховье соотносится лишь с V ярусом Земляного городища, нижняя хронологическая граница которого связана с временным интервалом 838 (!) — 845 гг. (Условная датировка яруса в целом: 840 — около 865 гг.). В пользу подобного соотнесения говорит как фиксируемый по материалам V яруса значительный приток населения из Скандинавии, так и отмеченный выше характер вещевого комплекса IV яруса." При этом, важно отметить, что летописные тексты, повествующие о сборе дани варягами со словен, живущих на побережье озера Ильмень (859 г.), в целом, не противоречат известию Вертинских анналов — основная масса словен действительно, надо полагать, была вытеснена в конце 830-х гг. из Северного Поволховья выходцами из Северной Европы. Учитывая различное происхождение указанных источников, я считаю вполне возможным допустить связь данных сообщений с одними и теми же историческими реалиями. В связи с этим, любопытным представляется соответствие значительного большинства групп сопок Северного Поволховья поселениям ладожской округи. Непосредственно с центром волховского протогосударства — Ладогой — соотносится, пожалуй, лишь северная группа сопок в урочище Победище, состоявшая из четырех насыпей. Таким образом, основная масса сопок связана в этом регионе с поселениями, возникающими в период существования «словенского» протогосударства. Принципиальные изменения структуры севернорусского социально-политического организма связаны с действиями Рюрика, призванного на основе договора местной племенной верхушкой после изгнания Rhos/варягов, и его преемника Олега. Именно в этот период происходит, видимо, внедрение в состав военно-административного аппарата «ладожско-новгородской Руси» какой-то (надо думать, более или менее значительной) части местных («словенских») социальных лидеров. Дальнейшие военно-политические акции Олега (поход 882 г.) приводят к окончательному включению волховской водной артерии в систему коммуникаций общегосударственного значения (так называемый «Путь из варяг в греки»), что безусловно делает данный процесс гораздо более интенсивным. В контексте этого процесса и следует рассматривать маркированное трупоположением (890-е—920-е гг.!) в вершине сопковидной насыпи близ урочища Плакун восприятие «ладожской Русью» традиции сооружения сопок. Общая направленность подобного восприятия («ладожская Русь» ориентируется на погребальные традиции местной племенной знати, а не наоборот) связана, как мне кажется, не столько с так Называемой «лидирующей» ролью местной («словенской») социальной верхушки, сколько с отмечавшейся выше некоей престижностью высокой погребальной насыпи. «Новгород и Новгородская Земля. История и археология». Материалы научной конференции http://bibliotekar.ru/rusNovgorod/14.htm "...южноскандинавское происхождение камеры, в связи с уже сказанным, кажется мне наиболее вероятным; вполне вероятным также являются как достаточно высокий социальный статус погребенного, так и принадлежность его самого или его окружения [size=18]к христианской общине.[/size] Зная, что наиболее ранние погребения плакунского типа появляются .в конце IX в. в южной Дании, можно предположить, что погребенный на Плакуне мужчина прибыл в Ладогу именно из этого региона. В связи с этим возникают вполне определенные исторические параллели. Регион распространения камер типа «плакун» — Южная Ютландия и датировка (достаточно спорная) плакунской камеры — 880— 900 гг. заставляют вспомнить существующую в историографии точку зрения о тождественности Рюрика Новгородского и Рорика Фрисландского (Ютландского). Было бы заманчиво увидеть в погребенном на Плакуне если не самого Рюрика, то хотя бы одного из его спутников (последнего мнения придерживается В. А. Назаренко). Но это предположение пока не имеет достаточных обоснований ни в археологических, ни в исторических материалах.31 Плакунская камера свидетельствует только о том, что на рубеже IX— X вв. в Ладоге присутствовала группа скандинавов, имевших представление о специфическом погребальном обряде франкско-датского пограничья. Это в определенной степени коррелирует с мнением о тождестве Рюрика русских летописей с Popиком Фрисландским — конкретной исторической личностью середины — второй половины IX в http://bibliotekar.ru/rusNovgorod/44.htm
Светлана: Конек-единорог. X в.Бронзовая весовая гирька,найденная в полé разрушенной сопки урочища Победище хранительницей фондов Староладожского музея Зоей Бессарабовой.Фото Андрея Усова А еще я так и не смог убедить ее, что ее улыбающийся конек – это единорог («Всё вы, Андрей Юрьевич, придумываете!). Но это придумал как раз не я. Это при пересъемке первым увидел Вилли, то есть Андрей Усов. А потом (без моей подсказки) еще и Нина Аршакуни, которой я подарил усовскую фотографию. На голове у конька чуть изогнутый рог, а не два сросшихся уха. Просто в западноевропейской традиции рог у этого чудо-зверя принято было изображать растущим прямо изо лба. А тут всё, как положено мужчине, а уши словно бы сливаются с рогом и переходят в него. http://chernov-trezin.narod.ru/chudesa5.htm
полная версия страницы